Витя малеев в школе и дома кто написал

Как читать «Витю Малеева в школе и дома»

19 июня 2017История, Литература

Историк культуры Мария Майофис рассказывает о том, как устроены самые популярные советские книги, которые все читают в детстве

Большинство произведений лауреатов Сталинской премии сегодня помнят лишь историки литературы, и только повесть о Вите Малееве Эта повесть Николая Носова, рассказывающая об учениках советской школы конца 1940-х — начала 1950-х годов, в 1952 году была удостоена Сталинской премии 3-й степени. активно переиздается до сих пор. В чем причина сегодняшней популярности этой книги? Что важно в ней разглядеть, чтобы понять, какие идеи и ценности передает повесть своим читателям?

Казалось бы, сюжет банален и даже скучен. Два двоечника, Витя Малеев и Костя Шишкин, сперва страшно запустили школьные занятия, а потом, собрав волю в кулак, исправились. Повествование сперва посвящено постепенной «академической деградации», а потом — прогрессу каждого из друзей. Как и в большинстве школьных повестей, действие начинается 1 сентября и занимает один учебный год. Носов, правда, обрывает свою школьную сагу раньше конца мая: как только в начале весны Костя получает первую в своей жизни четверку по русскому языку, повествователь, то есть Витя, приводит нас к оптимистическому финалу — оба мальчика закончили учебный год на одни пятерки. Откуда взялись годовые пятерки при двойках в первой и тройках во второй четверти, непонятно. Если же прочитать книгу внимательно, становятся заметны и другие странности и нестыковки. Обратим внимание на некоторые из них.

Социальный и политический заказ

Иллюстрация Георгия Фитингофа к книге «Витя Малеев в школе и дома». 1953 год © Ленинградское газетно-журнальное и книжное издательство

Главной проблемой советской школы второй половины 1940-х и начала 1950-х годов была катастрофическая неуспеваемость: многие школьники не справлялись с программой и оставались на второй год В некоторых регионах РСФСР эти показатели доходили до 30 %. или просто бросали школу. Ситуация усугубилась в 1949 году, когда обязательное четырехлетнее образование сменилось семилетним: оставивший школу шестиклассник считался теперь не завершившим минимальный школьный цикл, а значит, неграмотным.

Во время войны многие пропускали по несколько лет обучения, и послевоенные школы были полны «переростков» — детей, иногда на пять-шесть лет старше своих одноклассников. Такое соседство мало мотивировало их к учебе, а также к соблюдению тишины и порядка. Школы были переполнены: занятия шли в две и три смены, классы насчитывали по 40–50 человек, не хватало учителей, учебников, школьного оборудования. В 1943 году, после введения раздельного обучения мальчиков и девочек, проблем стало еще больше: уровень хулиганства в мужских средних школах зашкаливал. По статистике, самый высокий процент двоечников приходился на четвертые и пятые классы, то есть последний год начальной и первый год средней школы. Чаще всего получали двойки по русскому и математике — и оставались на второй год.

Чтобы исправить эту ситуацию, в феврале 1949 года Министерство просвещения РСФСР и Отдел школ ЦК ВКП(б) сформулировали вполне четкий заказ советским детским писателям: создать произведения в жанре школьной повести, в которых были бы изображены случаи успешного преодоления этих проблем Эта директива была оглашена на совещании по вопросам работы издательства «Детгиз»..

Борьба за успеваемость

К 1951 году Носов уже написал несколько сборников рассказов и повестей, среди которых были знаменитые «Веселая семейка» (1949) и «Дневник Коли Синицына» (1950) По сути, пожелания министерства уже воплощала «Веселая семейка»: герои повести тоже проходят путь от академической неуспеваемости к ее полному преодолению. Однако здесь учеба оказывается скорее на втором плане: в центре повествования — история самодельного инкубатора и борьбы за жизнь искусственно выведенных цыплят (а в «Дневнике Коли Синицына», где действие и вовсе происходит летом, — пионерская пасека).. «Витя Малеев» — история двоечника, превращающегося в отличника, и особо пристальное внимание здесь обращено даже не на знания и умения героя (или на их недостаток), а на оценки. Дети, герои повести, поразительным образом сосредоточены именно на количественных показателях. Они дают бесконечные обещания «учиться без двоек», «учиться без троек», «учиться на отлично», хотя о чем говорят эти отметки — до конца не ясно. Непонятны и причины бесконечных неудов: если верить Вите Малееву (а за ним и Носову), это слабоволие и недостаточное усердие в приготовлении домашних заданий. Однако если приглядеться внимательно, то можно заметить, что есть и другие обстоятельства, которые Носов не раскрывает и не комментирует.

Помоги себе сам

Добиваясь от папы записанного решения заданной на дом задачи, Витя говорит, что его учительница, Ольга Николаевна, «ничего не объясняет»: «Всё только спрашивает и спрашивает». Настораживают и проблемы Кости Шишкина с русским языком: судя по количеству и параметрам ошибок, которые он допускает, у него самая настоящая аграфия. А если еще вспомнить, что этот мальчик не сидит на месте (даже футбольным вратарем не смог побыть: побежал забивать мяч в чужие ворота), можно предположить, что у него и гиперактивность, и синдром дефицита внимания Интерес Носова к детской психологии (об этом можно судить по его переписке с читателями-детьми и вообще по известным данным биографии) позволяет предположить, что все эти черты характера — не следствие хаотической выдумки, но значимые детали, которые, однако, даны скороговоркой в силу самоцензуры и жанровых ограничений школьной повести..

Впрочем, на одну из причин Костиной неуспеваемости Носов указывает вполне определенно: отец мальчика погиб на фронте, когда тот еще был младенцем. Костя воспитан мамой и тетей, которые не успевали уделять ему должного внимания. Этим травматическим обстоятельствам уделено буквально полстраницы: сказав об этом однажды, Носов больше не возвращается к проблеме послевоенной безотцовщины.

Главная идея в борьбе с неуспеваемостью и второгодничеством, по Носову, состоит в том, что ученик должен помочь себе сам. И у него нет другого способа сделать это, кроме как невиданными усилиями сконцентрировать волю и направить ее на решение, казалось бы, нерешаемых проблем (в буквальном и переносном смысле). Интересно, как Носов упрощает собственную писательскую и психологическую задачу: каждый из мальчиков не успевает только по одному предмету (прямо по статистике Минпроса): Витя — по арифметике, а Костя — по русскому языку. Рецепт оказывается относительно прост: выполняя домашние задания, сделать самый трудный предмет приоритетным, взять учебники за предыдущие годы, пройти по ним старый материал и т. д. Однако как быть детям, систематически не успевающим по нескольким или сразу по всем предметам, — Носов не объясняет, хотя большинство второгодников того времени относились именно к такому типу учеников.

Не рассказывает Носов и о том, как Косте Шишкину и Вите, его добровольному репетитору, удалось преодолеть Костину аграфию. Мы знаем, что Костя делал десятки ошибок даже в простейших словах, но почему в финале он стал писать грамотно — неизвестно, ведь единственным показателем его успеха выступает оценка. Столь же туманна история победы Вити над математическими трудностями. Мальчик, который не понимал ни текстов задач, ни алгоритмов их решения, вдруг сам начинает изобретать методы работы с ними. Благодаря каким интеллектуальным ресурсам происходит этот прогресс? Почему до этого Витя не понимал объяснения родителей, нескольких одноклассников и учителя?

Инструкции министерства просвещения

Носов учитывает не просто общее пожелание министерства отразить в литературе «борьбу за высокую успеваемость» — он следует и более конкретным рекомендациям. В январе 1949 года тогдашний министр просвещения Александр Вознесенский издал приказ, запрещавший перегружать школьников общественной, в том числе пионерской и комсомольской, работой, — возлагать поручения на одних и тех же учеников (так называемый актив) и задействовать в такой работе двоечников. Учителям и пионервожатым было четко указано, что на первом месте — образовательный процесс. Это распоряжение министерства и стало причиной отстранения Кости и Вити от участия в ноябрьском школьном концерте (мальчики вышли на сцену «контрабандой»). Прямо из министерских инструкций перекочевали в повесть и рекомендации по соблюдению режима дня, и борьба с «подсказкой», и сдержанно-ироническое отношение к публичным обещаниям исправить оценки.

В школе и дома

Несмотря на название повести, мы почти не видим Витю Малеева в школе и дома. Про школу известно только то, что там издают стенгазету, изредка пробирают двоечников, а потом организуют классную библиотеку, за которую назначают ответственными Костю и Витю. Мы не знаем ни кто из ребят с кем дружит, ни как выглядит учительница. Так же схематичны и домашние сцены.

Действие происходит в провинциальном городе не позже чем через пять лет после конца войны. О степени благосостояния семей можно судить по рассказу одного из одноклассников Вити о летней поездке с родителями на Черное море — весь класс слушает его так, как будто он побывал на Луне:

«— Море — оно большое, — начал рассказывать Глеб Скамейкин. — Оно такое большое, что если на одном берегу стоишь, то другого берега даже не видно. С одной стороны есть берег, а с другой стороны никакого берега нет. Вот как много воды, ребята! Одним словом, одна вода! А солнце там печет так, что с меня сошла вся кожа. — Врешь!

— Честное слово! Я сам даже испугался сначала, а потом оказалось, что у меня под этой кожей есть еще одна кожа. Вот я теперь и хожу в этой второй коже».

Ни у Вити, ни у Кости, ни даже у примерной Витиной сестры Лики нет никаких обязанностей по дому, обычных для советских детей того времени: убрать коридор общей квартиры или растопить керосинку, постоять в очереди за продуктами или помыть посуду. Их святая обязанность — только хорошо учиться.

На самом деле причиной школьной неуспеваемости конца 1940-х — начала 1950-х часто было то, что дети выполняли все домашние обязанности взрослых, в то время как взрослые проводили большую часть дня на работе, но об этом соцреалистическая детская проза не рассказывала.

Память о войне

Близкая память о войне Оба героя — 1940 или 1941 года рождения, и это последнее многочисленное предвоенное поколение. тоже никак не дает о себе знать, кроме небольшого и потому выглядящего несколько искусственно фрагмента об отце Кости. Костя рассказывает, что его семья переехала из Нальчика. Это значит, что во время войны они жили на оккупированной территории, а следовательно, потом с трудом могли устроиться на престижную или квалифицированную работу и поступить в высшие учебные заведения. Но и здесь по понятным причинам нет никакого комментария, и можно только догадываться, почему в тексте появляется этот топоним.

В домашних сценах можно обнаружить очень завуалированный намек на ухудшившуюся после гибели миллионов мужчин на фронте послевоенную демографию. У Вити жив отец и есть младшая сестра Лика, а у Кости нет ни братьев, ни сестер — он скорбно называет себя «одиноким» и жалуется, что ему не о ком позаботиться. Многочисленные звери, живущие у него дома, компенсируют потребность мальчика в эмоциональной привязанности, которой он лишен из-за гибели отца. Возможно, одиночество Кости — разгадка, ключ ко многим другим носовским сюжетам, в которых дети берут на себя заботу о животных. Не становятся ли цыплята, пчелы, мыши и щенки единственным доступным советским детям способом возместить отсутствие стабильной привязанности к родителям и близким?

Публикации

Обложка книги «Витя Малеев в школе и дома». 1953 год © Ленинградское газетно-журнальное и книжное издательство

Впервые повесть Носова была опубликована в шестом номере журнала «Новый мир» за 1951 год, а вскоре вышла отдельным изданием в «Детгизе». За это время текст претерпел немало изменений: редакторы издательства спрямили многие эпизоды, где демонстрировалась непосредственная детская реакция или, наоборот, моральные и психологические затруднения героев. Явные отличия двух вариантов немедленно заметили современники. Критик Зиновий Паперный выпустил статью «Витя Малеев в журнале и в книге», где изо всех сил ругал редакторов «Детгиза» за презрительное отношение к психологической детали и любым поведенческим «неправильностям».

В последующих изданиях книги Носов вернул некоторые сокращенные ранее фрагменты журнальной редакции. Однако один эпизод так и остался без изменений: это сцена разоблачения мнимого больного Кости Шишкина одноклассниками. В первой журнальной версии о том, что Костя на самом деле не болен, а притворяется, узнаёт только один из мальчиков, Леня, и уже потом рассказывает об этом всем остальным. Дальше перед ребятами встает дилемма: рассказать о прогулах Шишкина учительнице или не ябедничать и промолчать. Сам Витя, которому Костя доверился с самого начала, решил этот вопрос однозначно: если друг просит сохранить что-то в тайне, ты обязан выполнить обещание.

В результате, когда на вопрос учительницы Ольги Николаевны о здоровье Шишкина Малеев вновь затягивает песню о его болезни, один из одноклассников не выдерживает и признаётся. На перемене в класс приходит пионервожатый, и вопрос, который казался детям таким сложным, получает однозначное разрешение: если правда рассказана открыто, на виду у всех, и не с целью повредить человеку — это и есть поступок настоящего друга. А вот сокрытие правды, чем занимался на протяжении недели Витя Малеев, — признак «ложной дружбы». Витя со вздохом взваливает на себя звание «ложного друга», понимая при этом, что иначе не мог поступить.

Во всех книжных редакциях описания нравственных метаний Вити и его одноклассников сокращены до минимума: Ольга Николаевна сама обнаруживает симулянта Костю, когда приходит к нему домой вслед за своими учениками. Вопрос «выдать или не выдать» — личное дело «запутавшегося» Вити Малеева, но не общая проблема, которую решает весь класс. Сокращение этого эпизода совсем не случайно в общем идейном контексте повести. В своем отношении к успеваемости, прогулам и даже к сохранению личной тайны школьный класс должен был выглядеть монолитным и непоколебимым.

Принцип коллективной ответственности

Пожалуй, главное отличие тогдашней погони за хорошими оценками от похожих явлений сегодняшнего дня — в том, что в то время успеваемость ученика была не его личным делом, а зоной ответственности коллектива, к которому он принадлежал. Двойки Малеева и Шишкина — пятно на репутации звена, а потом и класса: все должны испытывать стыд и смущение от двоек и троек нерадивых учеников.

Ребята то и дело бегают домой к Косте и Вите, чтобы проверить, делают ли они домашнее задание. Такой же ревностный контроль над одноклассниками устанавливает и сам Костя, став библиотекарем: теперь у него есть на это и моральные права, и полномочия. В финале повести ребята собираются на очередное собрание — чтобы сообщить о том, что в их рядах не осталось ни одного троечника. Мораль очевидна: высокого результата удалось добиться, потому что ребята были дружными. Ментор-пионервожатый завершает разговор словами: «Настоящая дружба состоит не в том, чтобы прощать слабости своих товарищей, а в том, чтобы быть требовательным к своим друзьям».

Эта цитата — логичный итог работы Николая Носова по заданию министерства просвещения. «Правильный» жизненный путь юного гражданина мог начинаться в школе только при условии полной академической успеваемости. Став хорошистом или отличником, ученик должен был установить жесткий контроль над менее успешными ровесниками и требовать от них таких же высоких результатов.

Повесть о кающемся грешнике

Несмотря на то что повесть была фактически написана по министерскому заданию, «Витя Малеев» несколько десятилетий был востребован читателями. Почему? Носов соединил сюжет о борьбе с неуспеваемостью и притчу о кающемся и спасенном грешнике, добавив в свой текст иронию — редкую вещь в детской литературе сталинского времени.

Главный герой простодушен и откровенен: он часто признаётся в характерных детских слабостях или высказывает наивные мысли. Этот самоанализ демонстрирует его психологический рост — взять хотя бы чистосердечный рассказ Вити о том, как бы он устроил школьную жизнь в начале учебного года, имей он такие полномочия:

«Если б я был главным начальником над школами, я бы сделал как-нибудь так, чтоб занятия начинались не сразу, а постепенно, чтоб ребята понемногу отвыкали гулять и понемногу привыкали к урокам. Может быть, кто-нибудь подумает, что я ленивый и вообще не люблю учиться, но это неправда. Я очень люблю учиться, но мне трудно начать работать сразу: то гулял, гулял, а тут вдруг стоп машина — давай учись».

А вот психология Кости Шишкина — конфликтная. Паперный в своей статье иронизировал над тем, что в отдельном издании повести Носов превратил Шишкина в «кающегося интеллигента», однако рассказы Шишкина о его душевных терзаниях Носов из последующих изданий не убрал:

«Я так мучился, пока не ходил в школу. Чего я только не передумал за эти дни! Все ребята как ребята: утром встанут — в школу идут, а я как бездомный щенок таскаюсь по всему городу, а в голове мысли разные. И маму жалко! Разве мне хочется ее обманывать? А вот обманываю и обманываю и остановиться уже не могу. Другие матери гордятся своими детьми, а я такой, что и гордиться мною нельзя. И не видно было конца моим мучениям: чем дальше, тем хуже!»

В ламентациях Шишкина едва различим новозаветный источник, совершенно невозможный для упоминания в советской печати: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех» (Рим. 7:19–20).

Это сочетание иронии и психологизма с едва заметным христианско-моралистическим подтекстом и было необычным в общем унылом контексте школьной повести и обеспечивало ее долгую популярность среди детей и особенно — родителей и учителей, которым этот психологизм, вероятно, казался еще более достоверным, чем их воспитанникам.

Сегодня повесть выглядит настолько привычной частью детского канона русской литературы, что требуется усилие, чтобы увидеть, как писатель делает мерилом душевного спасения школьные отметки, а усвоение школьных норм и правил представляет как путь спасения.

Что еще почитать о «Вите Малееве в школе и дома»:

Мамедова Д. Наша книга детская, детская, советская. Неприкосновенный запас. № 1 (21). 2002.

Кукулин И. «Воспитание воли» в советской психологии и детская литература конца 1940-х — начала 1950-х годов. Острова утопии: Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы. М., 2015.

Статья подготовлена в рамках работы над научно-исследовательским проектом ШАГИ РАНХиГС «Изоляционизм и советское общество: ментальные структуры, политические мифологии, культурные практики».

Искусство, История

Ключевые события европейской академической музыки: от Пифагора до Кейджа

arzamas.academy

Витя Малеев в школе и дома: глава четвёртая

Глава четвёртая

Прошло дня три, или четыре, или, может быть, пять, сейчас уже не помню точно, и вот один раз на уроке наш редактор Серёжа Букатин сказал: — Ольга Николаевна, у нас в редколлегии никто не умеет хорошо рисовать. В прошлом году всегда рисовал Федя Рыбкин, а теперь совсем некому, и стенгазета получается неинтересная. Надо нам выбрать художника. — Художником надо выбирать того, кто умеет хорошо рисовать,— сказала Ольга Николаевна.— Давайте сделаем так: пусть каждый принесёт завтра свои рисунки. Вот мы и выберем, кто лучше рисует. — А у кого нет рисунков? — спросили ребята. — Ну, нарисуйте сегодня, приготовьте хоть по рисунку. Это ведь нетрудно. — Конечно,— согласились мы все. На другой день все принесли рисунки. Кто принёс старые, кто нарисовал новые; у некоторых были целые пачки рисунков, а Игорь Грачёв принёс целый альбом. Я тоже принёс несколько картинок. И вот мы разложили все свои рисунки на партах, а Ольга Николаевна подходила ко всем и рассматривала рисунки. Наконец она подошла к Игорю Грачёву и стала смотреть его альбом. У него там были нарисованы всё моря, корабли, пароходы, подводные лодки, дредноуты. — Игорь Грачёв лучше всех рисует,— сказала она.— Вот ты и будешь художником. Игорь улыбался от радости. Ольга Николаевна перевернула страничку и увидела, что там у него нарисован моряк в тельняшке, с трубкой во рту, точь-в-точь такой же, как на стене был. Ольга Николаевна нахмурилась и пристально поглядела на Игоря. Игорь заволновался, покраснел и тут же сказал: — Это я нарисовал морячка на стенке. — Ну вот, а когда спрашивали, так ты не признавался! Нехорошо, Игорь, нечестно! Зачем ты это сделал? — Сам не знаю, Ольга Николаевна! Как-то так, нечаянно. Я не подумал. — Ну хорошо, что хоть теперь признался. После уроков пойди к директору и попроси прощения. После уроков Игорь пошёл к директору и стал просить у него прощения. Игорь Александрович сказал: — Государство уже израсходовало на ремонт школы много денег. Второй раз ремонтировать некому. Иди домой, пообедаешь и придёшь. После обеда Игорь пришёл в школу, ему дали ведро с краской и кисточку, и он побелил стену так, что морячка не стало видно. Мы думали, что Ольга Николаевна теперь уже не разрешит ему быть художником, но Ольга Николаевна сказала: — Лучше быть художником в стенгазете, чем портить стены. Тогда мы выбрали его в редколлегию художником, и все были рады, и я был рад, только мне-то, если сказать по правде, радоваться не следовало, и я расскажу почему. По шишкинскому примеру, я совсем перестал дома делать задачи и всё норовил списывать их у ребят. Как в пословице говорится: «С кем поведёшься, от того и наберёшься». «Зачем мне ломать голову над этими задачами?— думал я.— Всё равно я их не понимаю. Лучше я спишу, и дело с концом. И быстрей, и дома никто не сердится, что я не справляюсь с задачами». Мне всегда удавалось списать задачу у кого-нибудь из ребят, но наш председатель совета отряда, Толя Дёжкин, упрекал меня. — Ты ведь никогда не научишься делать задачи, если всё время будешь списывать у других!— говорил он. — А мне и не нужно,— отвечал я.— Я к арифметике неспособный. Авось как-нибудь и без арифметики проживу. Конечно, списать домашнее задание было легко, а вот когда вызовут в классе, то тут только одна надежда на подсказку. Ещё спасибо, что хоть ребята подсказывали. Только Глеб Скамейкин с тех пор, как сказал, что будет бороться с подсказкой, всё думал и думал и наконец придумал такую вещь: подговорил ребят, которые выпускали стенгазету, нарисовать на меня карикатуру. И вот в один прекрасный день в стенгазете на меня появилась карикатура с длинными ушами, то есть был нарисован я возле доски, вроде я решаю задачу, а уши у меня длинные-предлинные. Это, значит, для того, чтобы лучше слышать, что мне подсказывают. И ещё какие-то стишки противные под этой карикатурой были подписаны: Витя наш подсказку любит, Витя в дружбе с ней живёт, Но подсказка Витю губит И до двойки доведёт. Или что-то вроде этого, не помню точно. В общем, чепуха на постном масле. Я, конечно, страшно рассердился и сразу догадался, что это Игорь Грачёв нарисовал, потому что пока его в стенгазете не было, то и никаких карикатур не было. Я подошёл к нему и говорю: — Сними сейчас же эту карикатуру, а то худо будет! Он говорит: — Я не имею права снимать. Я ведь только художник. Мне сказали, я и нарисовал, а снимать не моё дело. — Чьё же это дело? — Это дело редактора. Он у нас всем распоряжается. Тогда я говорю Серёже Букатину: — А, значит, это твоя работа? На себя небось не поместил карикатуры, а на меня поместил! — Что же ты думаешь, я сам помещаю, на кого хочу? У нас редколлегия. Мы всё вместе решаем. Глеб Скамейкин написал на тебя стихи и сказал, чтоб карикатуру нарисовали, потому что надо с подсказкой бороться. Мы на совете отряда решили, чтобы подсказки не было. Тогда я бросился к Глебу Скамейкину. — Снимай,— говорю,— сейчас же, а то из тебя получится бараний рог! — Как это — бараний рог? — не понял он. — В бараний рог тебя согну и в порошок изотру! — Подумаешь!— говорит Глебка.— Не очень-то тебя испугались. — Ну, тогда я сам из газеты карикатуру вырву, если не испугались. — Вырывать не имеешь права,— говорит Толя Дёжкин.— Ведь это правда. Если б на тебя написали неправду, то и тогда не имеешь права вырывать, а должен написать опровержение. — А,— говорю,— опровержение? Сейчас будет опровержение. Все ребята подходили к стенгазете, любовались на карикатуру и смеялись. Но я решил не оставлять этого дела так и сел писать опровержение. Только у меня ничего не вышло, потому что я не знал, как его написать. Тогда я пошёл к нашему пионервожатому Володе, рассказал ему обо всём и стал спрашивать, как написать опровержение. — Хорошо, я тебя научу,— сказал Володя.— Напиши, что ты исправишься и станешь учиться лучше, так что не нужна будет подсказка. Твою заметку поместят в стенгазете, а я скажу, чтобы карикатуру сняли. Я так и сделал. Написал в газету заметку, в которой давал обещание начать учиться лучше и больше не надеяться на подсказку. На другой день карикатуру сняли, а мою заметку напечатали на самом видном месте. Я был очень рад и даже на самом деле собирался начать учиться лучше, но всё почему-то откладывал, а через несколько дней у нас была письменная работа по арифметике и я получил двойку. Конечно, не я один получил двойку. У Саши Медведкина тоже была двойка, так что мы вдвоём отличились. Ольга Николаевна записала нам эти двойки в дневники и сказала, чтоб в дневниках была подпись родителей. Печальный возвращался я в этот день домой и всё думал, как избавиться от двойки или как сказать маме, чтоб она не очень сердилась. — Ты сделай так, как делал наш Митя Круглов,— сказал мне по дороге Шишкин. — Кто это Митя Круглов? — А это был у нас такой ученик, когда я учился в Нальчике. — Как же он делал? — А он так: придёт домой, получив двойку, и ничего не говорит. Сидит с унылым видом и молчит. Час молчит, два молчит и никуда гулять не идёт. Мать спрашивает: «Что это с тобой сегодня?» «Ничего». «Чего же ты такой скучный сидишь?» «Так просто». «Небось натворил в школе чего-нибудь? «Ничего я не натворил». «Подрался с кем-нибудь?» «Нет». «Стекло в школе расшиб?» «Нет». «Странно!»— говорит мать. За обедом сидит и ничего не ест. «Почему ты ничего не ешь?» «Не хочется». «Аппетита нет?» «Нет». «Ну пойди погуляй, аппетит и появится». «Не хочется». «Чего же тебе хочется?» «Ничего». «Может быть, ты больной?» «Нет». Мать потрогает ему лоб, поставит градусник. Потом говорит: «Температура нормальная. Что же с тобой, наконец? С ума ты меня сведёшь!» «Я двойку по арифметике получил». «Тьфу!— говорит мать.— Так ты из-за двойки всю эту комедию выдумал?» «Ну да». «Ты бы лучше сел да учился, вместо того чтоб комедию играть. Двойки и не было бы»,— ответит мать. И больше ничего ему не скажет. А Круглову только это и надо. — Ну хорошо,— говорю я.— Один раз он так сделает, а в следующий раз мать ведь сразу догадается, что он получил двойку. — А в следующий раз он что-нибудь другое придумает. Например, приходит и говорит матери: «Знаешь, у нас Петров сегодня получил двойку». Вот мать и начнёт этого Петрова пробирать: «И такой он и сякой. Родители его стараются, чтоб из него человек вышел, а он не учится, двойки получает…» И так далее. Как только мать умолкнет, он говорит: «И Иванов у нас сегодня получил двойку». Вот мать и начнёт отделывать Иванова: «Такой-сякой, не хочет учиться, государство на него даром деньги тратит!..» А Круглов подождёт, пока мать всё выскажет, и снова говорит: «Гаврилову сегодня тоже двойку поставили». Вот мать и начнёт отчитывать Гаврилова, только бранит его уже меньше. Круглов, как только увидит, что мать уже устала браниться, возьмёт и скажет: «У нас сегодня просто день такой несчастливый. Мне тоже двойку поставили». Ну, мать ему только и скажет: «Болван!» И на этом конец. — Видать, этот Круглов у вас был очень умный,— сказал я. — Да,— говорит Шишкин,— очень умный. Он часто получал двойки и каждый раз выдумывал разные истории, чтоб мать не бранила слишком строго. Я вернулся домой и решил сделать так, как этот Митя Круглов: сел сразу на стул, свесил голову и скорчил унылую-преунылую физиономию. Мама это сразу заметила и спрашивает: — Что с тобой? Двойку небось получил? — Получил,— говорю. Вот тут-то она и начала меня пробирать. Но об этом рассказывать неинтересно. На следующий день Шишкин тоже получил двойку, по русскому языку, и была ему за это дома головомойка, а ещё через день на нас обоих опять появилась в газете карикатура. Вроде как будто мы с Шишкиным идём по улице, а за нами следом бегут двойки на ножках. Я сразу разозлился и говорю Серёже Букатину: — Что это за безобразие! Когда это наконец прекратится? — Чего ты кипятишься? — спрашивает Серёжа.— Это ведь правда, что вы получили двойки. — Будто мы одни получили! Саша Медведкин тоже получил двойку. А где он у вас? — Этого я не знаю. Мы сказали Игорю, чтоб он всех троих нарисовал, а он нарисовал почему-то двоих. — Я и хотел нарисовать троих,— сказал Игорь,— да все трое у меня не поместились. Вот я и нарисовал только двоих. В следующий раз третьего нарисую. — Всё равно,— говорю я.— Я этого дела так не оставлю. Я напишу опровержение! Говорю Шишкину: — Давай опровержение писать. — А как это? — Очень просто: нужно написать в стенгазету обещание, что мы будем учиться лучше. Меня так в прошлый раз научил Володя. — Ну ладно,— согласился Шишкин.— Ты пиши, а я потом у тебя спишу. Я сел и написал обещание учиться лучше и никогда больше не получать двоек. Шишкин целиком списал у меня это обещание и ещё от себя прибавил, что будет учиться не ниже чем на четвёрку. — Это,— говорит,— чтоб внушительней было. Мы отдали обе заметки Серёже Букатину, и я сказал: — Вот, можешь снимать карикатуру, а заметки наши наклей на самом видном месте. Он сказал: — Хорошо. На другой день, когда мы пришли в школу, то увидели, что карикатура висит на месте, а наших обещаний нет. Я тут же бросился к Серёже. Он говорит: — Мы твоё обещание обсудили на редколлегии и решили пока не помещать в газете, потому что ты уже раз писал и давал обещание учиться лучше, а сам не учишься, даже получил двойку. — Всё равно,— говорю я.— Не хотите помещать заметку — не надо, а карикатуру вы обязаны снять. — Ничего,— говорит,— мы не обязаны. Если ты воображаешь, что можно каждый раз давать обещания и не выполнять их, то ошибаешься. Тут Шишкин не вытерпел: — Я ведь ещё ни разу не давал обещания. Почему вы мою заметку не поместили? — Твою заметку мы поместим в следующем номере. — А пока выйдет следующий помер, я так и буду гисеть? — Будешь висеть. — Ладно,— говорит Шишкин. Но я решил не успокаиваться на достигнутом. На следующей переменке я пошёл к Володе и рассказал ему обо всём. Он сказал: — Я поговорю с ребятами, чтоб они поскорее выпустили новую стенгазету и поместили обе ваши статьи. Скоро у нас будет собрание об успеваемости, и ваши статьи как раз ко времени выйдут. — Будто нельзя сейчас карикатуру вырвать, а на её место наклеить заметки? — спрашиваю я. — Это не полагается,— ответил Володя. — Почему же в прошлый раз так сделали? — Ну, в прошлый раз думали, что ты исправишься, и сделали в виде исключения. Но нельзя же каждый раз портить стенную газету. Ведь все газеты у нас сохраняются. По ним потом можно будет узнать, как работал класс, как учились ученики. Может быть, кто-нибудь из учеников, когда вырастет, станет известным мастером, знаменитым художником, лётчиком или учёным. Можно будет просмотреть стенгазеты и узнать, как он учился. «Вот так штука! — подумал я.— А вдруг, когда я вырасту и сделаюсь знаменитым путешественником или лётчиком (я уже давно решил стать знаменитым лётчиком или путешественником), вдруг тогда кто-нибудь увидит эту старую газету и скажет: «Братцы, да ведь он в школе получал двойки!» От этой мысли настроение у меня испортилось на целый час, и я не стал больше спорить с Володей. Только потом я понемногу успокоился и решил, что, может быть, пока я вырасту, газета куда-нибудь затеряется на моё счастье, и это спасёт меня от позора.

haharms.ru

Витя Малеев в школе и дома - это... Что такое Витя Малеев в школе и дома?

«Витя Малеев в школе и дома» — повесть Николая Носова, написанная в 1951 году.

После публикации повести в журнале Носов практически переписал её. Он был ею недоволен: «Случайно мне за неё Сталинскую премию присудили! Могли дать и другому!».

С 1951 по 1953 гг. повесть выдержала тридцать изданий и была переведена на 23 языка. Издание 1978 года имеет тираж 500 тысяч экземпляров (в книге 176 страниц).

В 2008 году вышла аудиокнига «Витя Малеев в школе и дома».

Сюжет

Главная линия повести — борьба главных героев, советских школьников Вити Малеева и Кости Шишкина, с собственными недостатками.

Награды

В 1952 году журнальный вариант книги удостоен Сталинской премии третьей степени.

Экранизация

В 1954 г. по повести был снят фильм «Два друга».

Интересные факты

Когда только выходил «Витя Малеев в школе и дома», Николая Носова вызвал к себе главный редактор «Детгиза» Константин Пискунов. Он уже знал, что «Витю…» выдвинули на Сталинскую премию. Носов услышал: «Вы знаете, вашу книгу, вероятно, будет читать Сталин. У вас в повести нигде нет его имени…» На что писатель ответил: «Но ведь герои книжки не отличники: как же можно трепать имя Сталина среди троечников и двоечников?» Через неделю Пискунов сказал Носову: «У вас описан пионерский сбор, вот вы и напишите, что на стене висел портрет Сталина». Писатель не сдержался: «И луч света на этом портрете…» Носов всё-таки получил Сталинскую премию за повесть, в которой не упоминалось имени Сталина. К тому же Носов не был членом компартии.
Однажды писателю пришло письмо от молодого человека, имя и фамилия которого полностью совпадали с героем носовского рассказа: «Я Витя Малеев. Как вы узнали истории из моей жизни?..»
В письме к Лидии Чуковской, написанном в ответ на ее критическую статью «Гнилой зуб», авторы, среди которых был Сергей Михалков, сетовали, что в современных детских книгах «крупным недостатком являются бледность, невыразительность образов взрослых героев и в первую очередь вожатых и учителей. Вожатые и педагоги играют во многих наших книгах неприглядную роль резонеров. Они появляются лишь для того, чтобы прочитать скучную нотацию, кого-то поправить, что-то водворить на свое место. Этим недостатком страдают даже лучшие повести для детей (например „Витя Малеев в школе и дома“ Н. Носова)».[1]
«Витя Малеев в школе и дома» — так называлась группа, вокалистом которой с 1991 по 1997 год был Антон Слепаков — ныне солист группы «И Друг Мой Грузовик…». Впоследствии два песни («Какао» и «Паровозы») из репертуара «Вити Малеева» в измененном виде были изданы на альбомах группы «И Друг Мой Грузовик…». [2]

Примечания

Статья из МК от 24.11.2003

Статья с lenta.ru от 04.07.2012

dic.academic.ru

Витя Малеев в школе и дома

Первого сентября Витя Малеев приходит в четвёртый класс. Никогда не успевавший по арифметике, Витя за лето забыл даже таблицу умножения. Его учительница Ольга Николаевна считает, что Витя — способный мальчик, только ленивый.

Витя решает взяться за ум, но после школы ему хочется поиграть с друзьями в футбол. Когда Витя садится за уроки, то сначала делает самые лёгкие, а на арифметику уже не остаётся сил. Родители пытаются объяснить, как решать задачи, но усталый Витя не понимает.

В класс приходит новый ученик Костя Шишкин, с которым у Вити завязывается дружба. Отец Кости погиб на фронте, и мальчик живёт с матерью и её сестрой. Увлекающийся животными Костя дарит Вите двух белых мышек, но ухаживает за ними младшая сестра Вити, третьеклассница Лика. Костя списывает у Вити домашние задания, и Витя решает следовать его примеру.

Витя начинает получать двойки. Их с Костей прорабатывают на собрании. Уязвлённый Витя решает соблюдать режим дня, чтоб выработать волю и подтянуться по учёбе, но не может себя перебороть.

Как-то из-за плохой погоды Витя не может идти гулять. Он делает уроки, но арифметику решает не делать, а попросить помощи у одноклассника. Но тот, заядлый шахматист, предлагает сыграть в шахматы. Увлёкшись шахматами, Витя изучает их по учебнику и начинает обыгрывать товарища.

Продолжение после рекламы:

Класс готовится к вечеру самодеятельности. Ни Косте, ни Вите Ольга Николаевна не разрешает участвовать — прежде нужно исправить двойки. С помощью Лики друзья делают каркас коня, которого будут изображать на сцене в постановке «Руслан и Людмила». Из-за представления и из-за шахмат Витя не успевает подтянуться по арифметике и получает в четверти двойку.

Пристыженный родителями, одноклассниками и Ольгой Николаевной, Витя садится за арифметику. Благодаря помощи одноклассника, у него начинает получаться. Лика просит его помочь ей решить задачу. Чтоб не уронить свой авторитет перед младшей сестрой, Витя отправляет её гулять, а сам, собравшись, решает задачу. Взяв у Лики учебник, Витя упорно решает оттуда задачи. Теперь решать задачи из своего учебника ему становится легче, и он подтягивается по арифметике.

Костя, в отличии от Вити, забрасывает учёбу. Как-то, чтобы избежать двойки по контрольной, Костя притворяется больным и не идёт в школу. Мать, догадавшись, грозит выгнать недавно приведённого им бездомного щенка Лобзика и других животных. Костя отдаёт зверей друзьям, а Лобзика отставляет, пообещав матери, что исправит отметки.

После похода с классом в цирк Костя решает заняться дрессировкой Лобзика и стать цирковым артистом. Костя прогуливает уроки и дрессирует Лобзика, решив, что для работы в цирке не нужно заканчивать школу. Витя вынужден лгать Ольге Николаевне, что Костя болен.

Лобзик не поддаётся дрессировке, и Костя решает стать акробатом. Витя приходит к другу каждый день и делает с ним уроки, поэтому Костина мать ни о чём не догадывается.

Вите совестно оттого, что он покрывает Костю, но тут одноклассники решают проведать «больного», и обман открывается. Ольга Николаевна обещает попросить директора, чтоб он разрешил Косте продолжать учиться, и поговорить с матерью прогульщика.

Директор беседует с обоими друзьями. Он считает, что Витя должен помочь товарищу наверстать пропущенный материал. Узнав про дрессировку Лобзика, директор советует, как лучше это сделать, и предлагает выступить на школьном вечере.

Костя подтягивается по учёбе. В костюмах, сшитых Ликой, ребята успешно выступают на школьном новогоднем вечере.

Как исправивших двойки, Вите и Косте предлагают заняться общественной работой. Ребята создают классную библиотеку. Костя становится аккуратным и собранным. А в пятый класс друзья переходят с одними пятёрками.

briefly.ru