Кто написал конька горбунка автор

Конька-Горбунка написал Пушкин!

О проблеме авторства сказки «Конек-Горбунок» говорится и пишется уже более 15 лет. За это время найдено большое количество доводов в пользу того, что автором сказки был Пушкин и что «Ершов» — псевдоним. Их количество перевалило за три десятка, и тем, кто захочет познакомиться с ними, рекомендую полистать журнал «Литературная учеба» № 3 за этот год, где опубликован расширенный вариант моего предисловия к только что изданной пушкинской редакции сказки (Александр Пушкин. «Конек-Горбунок». М., НПЦ Праксис) с подробной аргументацией. На мой взгляд, количество аргументов достигло «критической массы» — что и стало одной из причин появления упомянутого издания. Дальнейший разговор необходимо переводить в другой «формат»: пора включать сказку в корпус пушкинских произведений. И вот тут-то и возникают совсем иные проблемы, о которых речь ниже.

Но прежде напомню хотя бы некоторые аргументы, авторство Ершова заведомо отрицающие. Например, не мог 18-летний студент, стихов до того не писавший (в лучшем случае написавший несколько откровенно слабых стихотворений), сразу написать гениальную сказку. К тому же придется признать, что 18-летний Ершов был много гениальнее 18-летнего Пушкина, которому в таком возрасте такую сказку написать и не снилось. И куда делся талант? В остальных стихах Ершова нет ни одной талантливой строчки. Более того, поздние исправления (1856 года) текст ухудшают. Вот примеры перлов, привнесенных Ершовым в первоначальный текст: вместо «Как бы вора им поймать» стало «Как бы вора соглядать»; вместо «Крепко за уши берет» — «Уши в загреби берет»; вместо «Взяли хлеба из лукошка» — «Принесли с естным лукошко»; вместо «Если ж нужен буду я» — «Если ж вновь принужусь я» и т. д.

Сказку Пушкин «удостоил тщательного пересмотра», но беловик с пушкинской правкой Ершов почему-то уничтожил. Во фразе Пушкина «Этот Ершов владеет русским стихом, точно своим крепостным мужиком» упрямо не хотят ни слышать вложенной в нее иронической интонации, ни видеть ее истинного смысла, хотя ею Пушкин сообщает нам, что Ершов не владеет и никогда не владел русским стихом: ведь у него не было и быть не могло никаких крепостных мужиков, поскольку в Сибири никогда не было крепостного права, и Пушкин это прекрасно знал.

Ершов постоянно бедствовал от безденежья, хотя сказка издавалась трижды — в 1834, 1840 и 1843 годах. Наконец, Пушкин оставил нам свидетельство своего авторства — передал свой автограф А.Ф. Смирдину, в описи бумаг которого он числился под названием: «Заглавие и посвящение сказки «Конек-Горбунок»». По поводу этого «посвящения» П.В. Анненков записал: «Первые четыре стиха этой сказки, по свидетельству г-на Смирдина, принадлежат Пушкину» (курсив мой. — В. К.), и эти слова никак иначе трактовать невозможно; в противном случае пришлось бы допустить, что Пушкин оставил автограф с хотя бы одной не принадлежащей ему строкой. Вместе с тем не случайно не сохранилось ни одного экземпляра с дарственной надписью никому из тех, кто покровительствовал Ершову: Жуковскому, Никитенко, Сенковскому, Плетневу или Пушкину; да и в письмах ни Ершов никогда не писал «моя сказка» или «мой Горбунок», ни названные литераторы не упоминали сочетания «сказка Ершова». Более того, первое издание сказки 1834 года стояло у Пушкина на полке среди анонимных и псевдонимных изданий. И т.д., и т.п.

Прозрачны и причины, по которым Пушкину понадобился псевдоним. Они — в самом тексте сказки, а мы, читая ее как сказку Ершова, в упор не видим того, что бросалось бы нам в глаза, знай мы, что она пушкинская. Под своим именем Пушкину ее невозможно было не только опубликовать, но даже и показать своему высочайшему цензору — царю. «Кит державный», «перегородивший» «море-Окиян» и наказанный за то, что уж десять лет как «без Божия веленья проглотил он средь морей Три десятка кораблей», в лице императора не проглядел бы и пушкинское «требование» освободить декабристов: «Если даст он им свободу, То сниму с него невзгоду». И мог ли не увидеть себя Бенкендорф (а сказку на цензуру царю пришлось бы передавать через него) в «хитром Спальнике»?

Даже под именем Ершова сказка продержалась всего 9 лет и была запрещена.

Итак, мы имеем дело с пушкинской мистификацией невиданного в истории русской поэзии масштаба: в сказке около 2300 строк, столько же, сколько во всех остальных пушкинских стихотворных сказках, вместе взятых. В результате пушкинский текст публикуется мало того что под чужим именем, но и в сильно подпорченном варианте.

Наблюдается поразительное равнодушие к проблеме явно незаинтересованных сторон, от «дежурных» пушкинистов до Пушкинского Дома. Если бы дело было в несогласии с утверждаемой мною точкой зрения, я бы только приветствовал спор по поводу принадлежности сказки и был бы готов с должным уважением рассмотреть любые аргументы за и против. Но все мои напоминания о необходимости решить эту проблему уходят в песок. Я не сторонник того, чтобы искать в таком молчаливом сопротивлении в течение 15 лет некий «заговор пушкинистов», — но при всей серьезности проблемы должны же быть какие-то причины, по которым они «ушли в подполье»!

По размышлении я нашел несколько таких причин. Возможно, пушкинистам из Пушкинского Дома и ИМЛИ просто не до сказок: они заняты серьезным делом — пишут книги о поэзии и судьбе Пушкина и о его духовном пути. А может быть, они отмалчиваются потому, что не могут смириться с тем, что литературный критик «учит уму-разуму» профессиональных филологов, докторов и кандидатов наук, которые проморгали лучшую пушкинскую сказку? Я бы их успокоил: ее проморгали все, кроме Александра Лациса, — я только прошел по его следам (а вот перед Лацисом, которого при жизни замалчивали, они и в самом деле виноваты).

Наконец, причиной молчания пушкинистов может быть их зашоренность: дескать, о чем же разговаривать, когда нет пушкинской рукописи, нет документального подтверждения авторства? Но ведь речь идет о мистификации, и Пушкин, сознательно не оставив рукописи, подбросил нам множество «зарубок», но осторожно, в расчете на розыски дальних потомков. Его автограф в бумагах Смирдина — весьма серьезный документ, и игнорировать его невозможно.

А ведь могут иметь место и все причины одновременно. Нетрудно представить, что в этом случае мы вряд ли когда-нибудь дождемся какой бы то ни было реакции на выступления по этой проблеме. Между тем сказка продолжает печататься в испорченном виде: в издании 1856 года, по которому она публикуется и сегодня, «исправлено и дополнено» 800 строк! Надо ведь это как-то остановить — но для этого следует показать как можно более широкому кругу читателей разницу между пушкинским и «исправленным и дополненным» текстами. Мои безуспешные попытки докричаться до мэтров пушкинистики привели меня к необходимости взять ответственность на себя и следующий логический шаг — восстановление пушкинского текста — сделать самостоятельно.

Так появилась на свет эта книга. Я вижу ее основной недостаток — нет подробного обоснования каждого случая выбора пушкинских строк. Эта работа, в сущности, мною уже проделана, это материал для следующего, последнего шага — подробного научного издания. Сейчас важно сдвинуть дело с мертвой точки и хотя бы осознать факт пушкинского авторства сказки.

На мой взгляд, было бы целесообразным создание культурной комиссии, состоящей из литературоведов, пушкинистов и представителей общественных организаций, которая бы смогла принять принципиальное решение о включении сказки в корпус пушкинских произведений, а параллельно ее созданию и работе уже сейчас начать обсуждение этой проблемы в СМИ, чтобы подготовить к окончательному решению и широкую публику. Проблема авторства лучшей пушкинской сказки выходит за рамки чистой пушкинистики — это проблема национальная.

Комментарий

В своем предисловии к книжке автор пишет, что «в связи с важностью обсуждаемой проблемы для русской культуры «Парламентская газета» высылает номер с публикацией статьи В. Козаровецкого «Сказка — ложь, да в ней намек» министру культуры РФ И.С. Соколову, директору ИМЛИ РАН Ф.Ф. Кузнецову, председателю Пушкинской комиссии В.С. Непомнящему и готова предоставить место для ответа на своих страницах. «Новая» спросила у Валентина Семеновича Непомнящего, почему он не воспользовался этой возможностью:

— Научные учреждения никогда не занимаются домашним литературоведением, поскольку обычно это бред собачий.

Про издание, где Козаровецкий формирует текст, положившись на свою интуицию — «когда исправления текст заметно улучшают, они принимаются как пушкинские, а когда исправления текст очевидно ухудшают, они отбрасываются как ершовские», — говорить нечего, а не то что отвечать в письменном виде. Что касается Александра Лациса, поднявшего эту бурю в стакане воды, то я его хорошо знал по работе в «Вопросах литературы». Человек он был лихой, остроумный, увлекающийся. Вот и увлекся занимательным литературоведением. Это такое умение схватиться за какую-то черточку, вырастить ее до невероятных размеров и оплести весь материал своей выдумкой. Ты сначала докажи, что это был Пушкин, а потом разоблачай Ершова. Известно, что Пушкин написал первые четыре стиха и внес поправки в текст Ершова, все остальное — домыслы. Выдумку нельзя опровергнуть, по крайней мере Институт мировой литературы и Пушкинская комиссия этим заниматься не станут.

www.novayagazeta.ru

Кто автор «Конька-Горбунка»? Отдадим Пушкину «наше всё»...

Самым популярным «кавером» стала вышедшая в 1906 г. книга «Конек-скакунок» С. Басова-Верхоянцева — настоящий политический памфлет, написанный по горячим следам революции 1905 г.

В Советском Союзе сказка о простом парне и царе-самодуре стала еще популярнее и переиздавалась более 200 раз. Правда, и здесь не обошлось без цензурных перегибов. В 1922 г. цензору не понравилась сцена, где народ кричит царю «ура», а также строка «Вишь, что, старый хрен, затеял: хочет жать там, где не сеял!», в которой он усмотрел… «порнографию». В 1934 г. цензоров смущала уже вся сказка, в которой, как они писали, изображена «история одной замечательной карьеры сына деревенского кулака». Но здравый смысл победил, и успех сказки был мощно подкреплен замечательными художественным 1941 г. (реж. А. Роу) и мультипликационным 1947 г. (реж. И. Иванов-Вано) фильмами.

Блестящего наследника заданной народно-пародийной традиции Ершов обрел в лице актера Леонида Филатова, написавшего в 1985 г. свой «Сказ про Федота-стрельца, удалого молодца». «Сказ» открыто отсылал нас к стилю «Конька-горбунка», но его сатира обретала актуальный социальный оттенок.

«Хороша ль, плоха ли весть, — Докладай мне все как есть! Лучше горькая, но правда, Чем приятная, но лесть! Только если энта весть Снова будет — не Бог весть, Ты за эдакую правду

Лет на десять можешь сесть!..»

Но вот в 1996 году на славное имя Ершова впервые набежала тень. Нет, «Конька-горбунка» не собирались запретить, его просто хотели отобрать… у автора. Первой «ласточкой» стала статья А. Лациса «Верните лошадь!», где автор уверенно требует отдать лавры Ершова… Пушкину. Через какое-то время В. Перельмутер издает «Конька-горбунка», на титульной обложке которого уже откровенно красуется имя Оценить

5 4 3 2 1

Проголосовали 33 человека

shkolazhizni.ru

Найден настоящий автор Конька-горбунка

В этом году исполняется 175 лет с момента публикации популярнейшей русской сказки «Конёк-горбунок». Накануне юбилея разгорелся неожиданный скандал вокруг этого произведения, связанный с авторством. Как известно, официально автором «Конька-горбунка» значится Петр Ершов. Сомнения в литературных способностях тогдашнего студента Ершова возникали и в позапрошлом веке, однако исследователи называли в числе претендентов лишь Александра Пушкина, под фамилией которого сказка даже была издана, причем дважды. Современные исследования позволяют выдвинуть еще одну версию - автором легендарной сказки, скорее всего, был Николай Девитте.

Сомнения в том, что «Конька-Горбунка» сочинил именно Ершов, возникли уже вскоре после первой публикации в 1834 году.

18-летний студент публикует вдруг сочинение, беспрецедентное по поэтической свежести, яркости языка и мысли. Поскольку с годами у Ершова ничего, кроме его архигениального дебюта, так и не родилось, авторство его представлялось все менее и менее достоверным. К тому же Ершов, оказывается, с конца 1830-х годов и сам тяготился этим авторством. Устав разочаровывать людей, ждавших от него блеска, юмора, ума и таланта, которыми так богат «Конек», он в 1838 году напишет своему приятелю Александру Ярославцеву знаменательные слова: «Как бы сделать это, чтобы с первого моего дебюта - сказки «Конька-Горбунка» - до последнего стихотворения, напечатанного против воли моей в каком-то альманахе, все это изгладилось дочиста. Я тут бы не терял бы ничего, а выиграл бы спокойствие неизвестности». Читатель, конечно, заметит, что с таким упорством и отчаянием от единственного собственного шедевра не открещиваются. Или он - не собственный?

С того времени доказательств «неавторства» Ершова обнаружено так много, что этот вопрос можно считать давно решенным. Но это не значит, что каждый из этих аргументов можно использовать в пользу Пушкина, как это делают некоторые исследователи классика. На самом деле аргументов в пользу авторства Пушкина не так уж много, и все они весьма слабые. Самый сильный из них звучит так: если это не Ершов, то никто, кроме Пушкина, не мог сочинить «Конька», никто так мастерски не владел жанром стихотворной сказки. Между тем в XIX веке «Конька-Горбунка» никто не приписывал Пушкину, а упоминания о некой его помощи Ершову носили, скорее, рекламный характер. Но сменилось много поколений, и в поисках автора сказки литераторы все чаще стали указывать на Пушкина. Метод сваливания всего хорошего в один хороший мешок давно освящен у нас традициями.

Остался невыясненным и крайне существенный вопрос - зачем Пушкин, печатавший как раз в эти годы свои стихотворные сказки, опубликовал столь крупную и яркую вещь под чужим именем? Боялся, что царская цензура поймет все политические намеки и остроту подтекста? Однако под «Сказкой о золотом петушке» - не менее острой - он не побоялся поставить свое имя. К тому же он мог спрятаться за псевдонимом, а не отдавать свое сочинение вполне реальному студенту Ершову. При его долгах и ревностном отношении к каждой сочиненной им строке это, по меньшей мере, кажется абсурдным. Такие благотворительные акции за Пушкиным не числятся.

Тогда кто же сочинил «Конька»? Кто получал за него гонорар? Кто публиковал сказку отдельной книгой в 1834, 1841 и 1843 годах? Кандидата на роль автора «Конька» удалось найти, исследуя романсовую культуру пушкинской эпохи. Сквозь архивные дебри всплыла загадочная фигура Николая Петровича Девитте (1811-1844) - композитора, арфиста, поэта, философа, художника. Люди, знакомые с его исключительными творческими и интеллектуальными способностями, воспринимали его чуть ли не посланцем божьим. С раннего детства он решил почти все свои творения отдавать человечеству без притязаний на авторство и славу. Его дар Ершову, возможно, был одним из многих таких поступков.

Дело, вероятно, выглядело так. В 1833 году у Ершова умирает отец, а вслед за ним тяжело болевший старший брат. Петр и его мать остаются без средств к существованию. Скромный, неиспорченный провинциальный юноша вызвал у Девитте горячее желание ему помочь. Хотя веселая, сочная, полная юмора сказка совершенно не соответствовала самой мрачной полосе в жизни Ершова, но она могла поддержать его морально и материально. Скорее всего, Девитте предоставил ему уже готовую сказку, а не сочинял ее «под Ершова». А журналу «Библиотека для чтения» Александра Смирдина и Осипа Сенковского, начинавшему расправлять свои коммерческие крылья (именно там был впервые опубликован «Конек»), эта «мистификация» сулила огромные преимущества - открытие неведомого таланта, сибирского русака-самородка, к тому же еще и в самых юных годах. Словом, прекрасный материал для сенсации.

История сохранила довольно любопытный разговор, состоявшийся между издателями журнала и номинальным автором. В 1841 году Ершов через друзей пытался выхлопотать гонорар за стихи, которые с середины 30-х годов довольно часто печатались в «Библиотеке для чтения» под его фамилией. Александр Смирдин отправил друзей к редактору Осипу Сенковскому. Выслушав их, Сенковский выразил не только удивление, но и раздражение, обвинив Ершова в непорядочности. По его словам, когда-то Ершову помогли и даже что-то заплатили, а все остальные его претензии не имеют оснований. После этого разговора закончились и претензии Ершова, и... публикации его стихов, выходившие якобы «против его воли» в журналах и альманахах.

Через два месяца после майского номера журнала от 1834 года сказка выходит книгой в петербургской типографии, где Пушкин, кстати сказать, никогда не печатался. Следующие два издания - второе и третье - были и вовсе реализованы в Москве без каких-либо согласований с Ершовым, тем более с семьей покойного Пушкина. Не значит ли это, что их осуществил подлинный хозяин рукописи, спорить с которым у Ершова не было оснований? Издание 1843 года Девитте украсил своими рисунками и вскоре уехал на длительные гастроли в Европу, где и погиб в апреле 1844 года. И только после смерти Девитте Смирдин, желая переиздать «Конька-Горбунка» и стихи Ершова, обратился к нему. И Ершов решил воспользоваться случаем, сделать свою редакцию, приблизив язык сказки к местному сибирскому говору.

Что касается Пушкина, то он не считал Ершова автором «Конька», как не считал им и самого себя. Поэтому в своей библиотеке он и поставил книгу на полку анонимных сочинений.

К 1833-34 годам Николай Девитте имел уже порядочный опыт подобных литературных мистификаций и был автором многих сказок, как стихотворных, так и прозаических. К удачно найденному сюжету Девитте любил возвращаться по нескольку раз. Не стал исключением и «Конек». Возможно, первые попытки осмыслить образ волшебного сказочного коня запечатлелись в его книге, анонимно изданной в 1820 году под названием «Сказки моего дедушки». В нескольких сказках там действует волшебный богатырский конь по имени Быстролет или Рабикан, который помогает свершать подвиги героям. Не удивляют и мотивы немецких сказок, находимые в «Коньке» современными фольклористами. Немецкий язык, фольклор и литература с детства были близки Девитте, чего не скажешь про Пушкина или Ершова. Западные истоки имеет и идея сказки - спасение через трудолюбие и талант. Для русской жизни она не столь типична: еще Федор Ростопчин говорил, что трудом и талантом в России ничего не добьешься.

Характерным для Девитте представляется и балаганный образ рассказчика в «Коньке», зазывалы и говоруна, то и дело вторгающегося в изображаемую картину. В сказках Пушкина такого рассказчика нет. Девитте с детства посещал конские состязания, конный цирк, являлся выдающимся наездником. Какую-то роль мог в этом сыграть подаренный ему жеребенок, которого он вырастил в завидного коня. Этот конь не только скрашивал его одиночество, но и приносил ему победы и призы на скачках. Из небесных светил Девитте в отличие от многих предпочитал и воспевал Луну, считая ее покровительницей своего таланта. Поэтому и в сказке месяцу отведена активная роль.

Что касается остального творчества Ершова, то и к нему, видимо, причастен наш герой. Стихи, публиковавшиеся под именем Ершова, далеко не все так однозначно слабы, как всегда считалось. Например, стихотворение «Музыка» мог написать только высокоодаренный музыкант: настолько тонко и глубоко в нем воспроизводится непостижимая стихия вокала, богатство оркестровых звучаний и движение внимающего чувства. В подобных стихах мы часто находим черты и мысли Девитте, но не реальную биографию Петра Ершова.

www.opentown.org

«Конька-Горбунка» написал Пушкин?

Изменить размер текста:

За горами, за лесами,

За широкими морями,

Не на небе - на земле,

Жил старик в одном селе.

Все мы с детства знаем эти строчки, возможно, лучшей сказки в стихах в русской литературе - «Конька-Горбунка», которую написал Петр Павлович Ершов.

- Автор вовсе не он! - убежден литературный критик Владимир Козаровецкий. И демонстрирует мне книжку, изданную в этом году, на обложке которой в качестве автора фигурирует... Александр Сергеевич Пушкин.

- Сказка впервые была напечатана в апреле 1834-го, следовательно, написана годом ранее - ведь сказка большая. Тогда Ершову было всего 18 лет. Мог ли он в столь юном возрасте создать такое гениальное произведение? Тем более что не сохранилось его ранних стихов.

- Но тот же Пушкин писал стихи в 18 лет?

- Да, но сомневаюсь, чтобы даже он в 18 лет сочинил бы «Горбунка». Что до Ершова, то и более поздние его стихи откровенно бездарны на фоне «Конька». Что за разовый всплеск гениальности?

- Зачем же тогда была нужна эта мистификация?

- А цензура никогда бы не пропустила эту сказку, если бы ее автором был Пушкин. «Кит державный», который в «Коньке Горбунке» перегородил «море-Окиян» - вам никого не напомнает? Да и царь в сказке тот еще самодур. А личным цензором поэта, как известно, был сам Николай I. Да и шефу Третьего отделения Бенкендорфу вряд ли бы понравился пушкинский Спальник. Но терять сказку Пушкина было жалко: гениальная же вещь. Зато произведение, вышедшее под авторством никому не известного Ершова, цензура бы не тронула.

- Почему именно Ершов?

- Выбор сделал издатель Пушкина Плетнев, который в Петербургском университете читал курс студенту Петру Ершову. У того умер отец, и юноша нуждался в деньгах. За то, чтобы подписать «Конька» своим именем, Ершов получил 500 рублей -гонорар за публикацию в журнале «Библиотека для чтения». Заметьте, если бы Ершов действительно был автором, то за все последующие переиздания при жизни получал бы неплохие гонорары. А он жил в Тобольске очень скромно, скорее даже нуждался. И когда после выхода второго издания сказки в 1841-м (Пушкин тогда уже умер) попросил издателя доплатить ему за книгу, то ему ответили: «Ничего не следовало получить и не будет следовать». И никогда Ершов в переписке не называл «Конька-Горбунка» своей книгой: он избегал таких терминов.

- Но не сохранилось, согласитесь, и ни одного письменного подтверждения авторства Пушкина...

- Писатель и литературный критик Павел Анненков утверждал: Пушкин оставил автограф первых четырех строк сказки издателю Смирдину. В описи бумаг Смирдина этот автограф значится: А. С. Пушкин. «Заглавие-посвящение сказки «Конек-Горбунок». Но он не сохранилися. Ершов в издании 1856 года отредактировал некоторые отрывки на новый лад.

- То есть руку свою к «Коньку-Горбунку» все же приложил?

- Исправления, а это около 800 строк, он сделал, скорее всего, по требованию Плетнева. Недаром же писал издателю: «Выполнил все ваши требования по тексту беспрекословно». Плетнев, возможно, так хотел отвести все подозрения от Пушкина.

- Почему же эта мистификация не раскрылось позднее, после смерти Александра Сергеевича?

- Думаю, исключительно из-за денег. Ведь тогда бы издателям пришлось выплатить вдове поэта Наталье Николаевне приличный гонорар.

ДРУГОЕ МНЕНИЕ

Ольга МЕЛЬНИК, старший научный сотрудник Пушкинского музея:

- Официально музей эту версию никак не комментирует. Что же касается моего личного отношения, то известно, Пушкин сказку читал и редактировал. Как говорится, руку приложил. Но в какой степени - это до сих пор вопрос для исследователей. В 1936-м известный пушкинист Марк Константинович Азадовский написал статью «Пушкинские строчки в «Коньке-Горбунке». Но сказать, что эта сказка от начала до конца пушкинская, мы не можем. Нет главных доказательств - автографов поэта. А сам Пушкин никогда не говорил об этой сказке как о своей. Все остальное - домыслы.

«Конек-Горбунок» действительно интонационно перекликается с «Золотым петушком». Так же, как и со «Сказкой о царе Салтане». Но здесь можно говорить о влиянии одного поэта на другого, что естественно. Что же до сравнения двух редакций сказки, то это, на мой взгляд, дело «чуткости слуха». Ершовская строка «уши в загреби берет» для кого-то звучит диссонансом, а для кого-то является свежим образом. А то, что Ершов ничего больше не написал, тоже не должно смущать: не только он является автором одной книги. Вспомним бессмертную комедию Грибоедова «Горе от ума».

СРАВНИМ

Издание 1834 года (редакция Пушкина)

На него дурак садится,

Крепко за уши берет,

Горбунок-конек встает,

Черной гривкой потрясает,

На дорогу выезжает;

Вдруг заржал и захрапел,

И стрелою полетел;

Только черными клубами

Пыль вертелась под ногами;

И чрез несколько часов